Неточные совпадения
Человеческая жизнь — сновидение,
говорят философы-спиритуалисты, [Спиритуали́зм — реакционное идеалистическое учение, признающее истинной реальностью дух, а не материю.] и если б они были вполне логичны, то прибавили бы: и история — тоже сновидение.
Во время его управления городом тридцать три
философа были рассеяны по лицу земли за то, что"нелепым обычаем
говорили: трудящийся да яст; нетрудящийся же да вкусит от плодов безделия своего".
Профессор с досадой и как будто умственною болью от перерыва оглянулся на странного вопрошателя, похожего более на бурлака, чем на
философа, и перенес глаза на Сергея Ивановича, как бы спрашивая: что ж тут
говорить? Но Сергей Иванович, который далеко не с тем усилием и односторонностью
говорил, как профессор, и у которого в голове оставался простор для того, чтоб и отвечать профессору и вместе понимать ту простую и естественную точку зрения, с которой был сделан вопрос, улыбнулся и сказал...
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы
говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и
философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
— Я не знаю этого, — сухо ответила Дуня, — я слышала только какую-то очень странную историю, что этот Филипп был какой-то ипохондрик, какой-то домашний
философ, люди
говорили, «зачитался», и что удавился он более от насмешек, а не от побой господина Свидригайлова. А он при мне хорошо обходился с людьми, и люди его даже любили, хотя и действительно тоже винили его в смерти Филиппа.
А филосо́ф Котёнка учит —
И
говорит ему: «Мой друг, ты очень прост,
Что терпишь добровольно пост...
Паратов. Да, господа, жизнь коротка,
говорят философы, так надо уметь ею пользоваться… N'est се pas [Не правда ли (франц.).], Робинзон?
Паратов. На свете нет ничего невозможного,
говорят философы.
— Совершенно правильно, — отвечал он и, желая смутить, запугать ее,
говорил тоном
философа, привыкшего мыслить безжалостно. — Гуманизм и борьба — понятия взаимно исключающие друг друга. Вполне правильное представление о классовой борьбе имели только Разин и Пугачев, творцы «безжалостного и беспощадного русского бунта». Из наших интеллигентов только один Нечаев понимал, чего требует революция от человека.
— Это — пустяки, будто немец — прирожденный
философ, это — ерунда-с! — понизив голос и очень быстро
говорил Лютов, и у него подгибались ноги.
— Дорогой мой, — уговаривал Ногайцев, прижав руку к сердцу. — Сочиняют много!
Философы, литераторы. Гоголь испугался русской тройки, закричал… как это? Куда ты стремишься и прочее. А — никакой тройки и не было в его время. И никто никуда не стремился, кроме петрашевцев, которые хотели повторить декабристов. А что же такое декабристы? Ведь, с вашей точки, они феодалы. Ведь они… комики, между нами
говоря.
— Чехов и всеобщее благополучие через двести — триста лет? Это он — из любезности, из жалости. Горький? Этот — кончен, да он и не
философ, а теперь требуется, чтоб писатель философствовал. Про него
говорят — делец, хитрый, эмигрировал, хотя ему ничего не грозило. Сбежал из схватки идеализма с реализмом. Ты бы, Клим Иванович, зашел ко мне вечерком посидеть. У меня всегда народишко бывает. Сегодня будет. Что тебе тут одному сидеть? А?
— Вероятно — ревнует. У него учеников нет. Он думал, что ты будешь филологом,
философом. Юристов он не выносит, считает их невеждами. Он
говорит: «Для того, чтоб защищать что-то, надобно знать все».
Муж у нее,
говорят, был каким-то доморощенным
философом, сектантом и ростовщиком, разорил кого-то вдребезги, тот — застрелился.
Теперь,
говоря о философах-моралистах, он прищурился и зажег в глазах надменную улыбочку, очень выгодно освещая ею покрасневшее лицо.
Дожидаясь, когда Маракуев выкричится, Макаров встряхивал головою, точно отгоняя мух, и затем продолжал
говорить свое увещевающим тоном: он принес оттиск статьи неизвестного Самгину
философа Н. Ф.
—
Философ! отворяй! Слышишь ли ты, Платон? —
говорил голос. — Отворяй же скорей!
Так, когда Нехлюдов думал, читал,
говорил о Боге, о правде, о богатстве, о бедности, — все окружающие его считали это неуместным и отчасти смешным, и мать и тетка его с добродушной иронией называли его notre cher philosophe; [наш дорогой
философ;] когда же он читал романы, рассказывал скабрезные анекдоты, ездил во французский театр на смешные водевили и весело пересказывал их, — все хвалили и поощряли его.
— Зачем жалкая? Нет, это кажется только на первый раз… она живет истинным
философом. Вы как-нибудь
поговорите с ней поподробнее.
— Мне еще Ляховский
говорил о нем, — заметил Привалов, — впрочем, он главным образом ценит его как
философа и ученого.
Не случайно Маркс
говорил, что до сих пор
философы хотели познавать мир, теперь же они должны изменять мир, создавать Новый мир.
Вот почему и
говорят философы, что сущности вещей нельзя постичь на земле.
— Ну так, значит, и я русский человек, и у меня русская черта, и тебя,
философа, можно тоже на своей черте поймать в этом же роде. Хочешь, поймаю. Побьемся об заклад, что завтра же поймаю. А все-таки
говори: есть Бог или нет? Только серьезно! Мне надо теперь серьезно.
Я ему сейчас вот
говорил: «Карамазовы не подлецы, а
философы, потому что все настоящие русские люди
философы, а ты хоть и учился, а не
философ, ты смерд».
Человек, который шел гулять в Сокольники, шел для того, чтоб отдаваться пантеистическому чувству своего единства с космосом; и если ему попадался по дороге какой-нибудь солдат под хмельком или баба, вступавшая в разговор,
философ не просто
говорил с ними, но определял субстанцию народную в ее непосредственном и случайном явлении.
Он
говорил как богослов, а не как
философ.
Мне потом
говорили, что в верхнем слое национал-социалистов был кто-то, кто считал себя моим почитателем как
философа и не допускал моего ареста.
Я позже буду
говорить о
философах, имевших особенное значение в моем умственном пути.
— Поэтому истинный
философ никогда не огорчается… Вот посмотрите на меня: чего я не перенес? Каких гадостей про меня не
говорили? А я все терплю и переношу.
Пищик. Ницше…
философ… величайший, знаменитейший… громадного ума человек,
говорит в своих сочинениях, будто фальшивые бумажки делать можно.
Пищик. Постой… Жарко… Событие необычайнейшее. Приехали ко мне англичане и нашли в земле какую-то белую глину… (Любови Андреевне.) И вам четыреста… прекрасная, удивительная… (Подает деньги.) Остальные потом. (Пьет воду.) Сейчас один молодой человек рассказывал в вагоне, будто какой-то… великий
философ советует прыгать с крыш… «Прыгай!»,
говорит, и в этом вся задача. (Удивленно.) Вы подумайте! Воды!..
Бецкий сказал о помещиках, что они
говорят: «Не хочу, чтобы
философами были те, кто мне служить должны» [См.: А. Щапов. «Социально-педагогические условия умственного развития русского народа».].
(Не
говорим, разумеется, о личных отношениях: влюбиться, рассердиться, опечалиться — всякий
философ может столь же быстро, при первом же появлении факта, как и поэт.)
— Православие должно было быть чище, —
говорил он ему своим увлекающим тоном, — потому что христианство в нем поступило в академию к кротким
философам и ученым, а в Риме взяли его в руки себе римские всадники.
"Vous etes la meilleure des meres, maman, mais decidement vous donnez dans la melancolie. [Ты, маменька, лучшая из матерей, но решительно впадаешь в меланхолию (франц.)] Должно быть, присутствие Butor'a так действует на тебя. Неужели ты не можешь
говорить своими словами, не прибегая к хрестоматии Ноэля и Шапсаля? Неужели ты и чизльгёрстского
философа развлекала своими apercus de morale? Воображаю, как ему было весело!
— Он отставной солдат, кровельщик. Малоразвитой человек, с неисчерпаемой ненавистью ко всякому насилию…
Философ немножко, — задумчиво
говорила Саша, глядя в окно. Мать молча слушала ее, и что-то неясное медленно назревало в ней.
— Какой мудрец-философ выискался, дурак набитый! Смеет еще рассуждать, —
говорит исправница. — Мужичкам тоже не на что нанимать гувернанок, а все-таки они мужички.
Несмотря на обещание откровенности с Дмитрием, я никому, и ему тоже, не
говорил о том, как мне хотелось ездить на балы и как больно и досадно было то, что про меня забывали и, видимо, смотрели как на какого-то
философа, которым я вследствие того и прикидывался.
Александров и вместе с ним другие усердные слушатели отца Иванцова-Платонова очень скоро отошли от него и перестали им интересоваться. Старый мудрый протоиерей не обратил никакого внимания на это охлаждение. Он в этом отношении был похож на одного древнего
философа, который сказал как-то: «Я не
говорю для толпы. Я
говорю для немногих. Мне достаточно даже одного слушателя. Если же и одного нет — я
говорю для самого себя».
Начало эстетическое, как
говорят философы, начало нравственное, как отождествляют они же.
— А на то, как
говорит Бенеке [Бенеке Фридрих-Эдуард (1798—1854) — немецкий
философ.], — хватил уж вот куда Егор Егорыч, — что разум наш имеет свой предел, и вот, положим, его черта…
— Но неужели же ни вы, ни Гегель не знаете, или, зная, отвергаете то, что
говорит Бенеке? — привел еще раз мнение своего любимого
философа Егор Егорыч. — Бенеке
говорит, что для ума есть черта, до которой он идет могущественно, но тут же весь и кончается, а там, дальше, за чертой, и поэзия, и бог, и религия, и это уж работа не его, а дело фантазии.
— Я невежда в отношении Гегеля… С Фихте [Фихте Иоганн-Готлиб (1762—1814) — немецкий
философ и публицист.] и Шеллингом [Шеллинг Фридрих-Вильгельм (1775—1854) — немецкий
философ, оказавший заметное влияние на развитие русской философской мысли, особенно в 20-е годы.] я знаком немного и уважаю их, хотя я сам весь, по существу моему, мистик; но знать,
говорят, все полезно… Скажите, в чем состоит сущность учения Гегеля: продолжатель ли он своих предшественников или начинатель чего-нибудь нового?..
Все только хлопочут, как бы потанцевать, в карты, на бильярде поиграть, а чтобы этак почитать, поучиться, потолковать о чем-нибудь возвышенном, — к этому ни у кого нет ни малейшей охоты, а, напротив, смеются над тем, кто это любит: «ну, ты,
говорят,
философ, занесся в свои облака!».
— Я сейчас беседовал и даже спорил с ним! — объяснил капитан. — Чудак он, должно быть, величайший; когда
говорит, так наслажденье его слушать, сейчас видно, что
философ и ученейший человек, а по манерам какой-то прыгунчик.
Николай Артемьевич порядочно
говорил по-французски и слыл
философом, потому что не кутил.
— Нет, ты постой, что дальше-то будет. Я
говорю: да он, опричь того, ваше превосходительство, и с норовом независимым, а это ведь, мол, на службе не годится. «Как, что за вздор? отчего не годится?» — «Правило-де такое китайского
философа Конфуция есть, по-китайски оно так читается: „чин чина почитай“». — «Вздор это чинопочитание! — кричит. — Это-то все у нас и портит»… Слышишь ты?.. Ей-богу: так и
говорит, что «это вздор»… Ты иди к нему, сделай милость, завтра, а то он весь исхудает.
Юлия Филипповна. Это не вредно. Какой-то
философ,
говорили мне, советует мужчине: когда идешь к женщине, бери с собой плеть.
И
философ сделал такую гримасу, точно обжёгся чем-то горячим. Лунёв смотрел на товарища как на чудака, как на юродивого. Порою Яков казался ему слепым и всегда — несчастным, негодным для жизни. В доме
говорили, — и вся улица знала это, — что Петруха Филимонов хочет венчаться со своей любовницей, содержавшей в городе один из дорогих домов терпимости, но Яков относился к этому с полным равнодушием. И, когда Лунёв спросил его, скоро ли свадьба, Яков тоже спросил...
— Да сама-то она перед смертию бог знает какие было планы строила, — отвечал, кашлянув, Елпидифор Мартыныч, — и требовала, чтоб ребенка отвезли в Швейцарию учить и отдали бы там под опекунство какого-то
философа, ее друга!.. Не послушаются ее, конечно!.. Николай Гаврилыч просто хочет усыновить его и потом,
говорит, всего вероятнее, по военной поведу…